Заговоры и обереги — это древние заклинания. Использовать заговоры надо с соблюдением некоторых условий, они приведены ниже:

Все заговоры читаются шепотом или про себя втихомолку — так, чтобы никто о том не знал, не ведал. У заговорщика непременно должны быть целы зубы, иначе сила заговора теряется. Из заговора нельзя выбрасывать не одного слова, а также нельзя прибавлять слова по своему предусмотрению. Человек, произносящий заговоры должен быть не пьющий, не курящий, с сильной волей. Заговор использовать только по назначению, иначе заговорщик теряет силу. Нельзя брать деньги с того, кому что-нибудь заговариваешь, тем более продавать заговоры. Положительные заговоры читаются по легким дням (вторник, среда, суббота), отрицательные читаются по черным дням (понедельник, пятница). Принадлежности, употребляемые при лечении: печная глина, уголь, соль, хлебные зерна и т.д. Передать силу заговора можно только младшему летами. И самое главное правило: слово только потому обладает силой, что в нем заключена мысль. Действие заговора зависит от способности сделать живой эту мысль.

Любовные заговоры для молодцев

Присух девицы — Лягу я, (имя молодца), помолясь, пойду благословясь, из избы дверями, из двора воротами, в чисто поле, погляжу и посмотрю под восточную сторону; под восточной стороной стоит есть три печи. Печка медна, печка железна, печка кирпична. Как они разожглись, распалились от неба до земли, разжигаются небо и земля и вся подвселенная, так бы разжигало у (имя девицы) к (имя молодца) легкое и печень, и кровь горячу, не можно бы ей ни жить, ни быть, ни пить, ни есть, ни спать, ни лежать, все на уме меня держать. Недоговорены, переговорены, прострелите, мои слова, пуще востраго ножа и рысьего когтя тоску напустить, присушить девок».

Присух девицы — «Четыре зарницы, четыре сестрицы: первая Марья, вторая Марфа, третья Марина, четвертая Макрида; подьте вы, сымайте тоску и великую печаль со гостей, со властей, со кручинных, но тюремных людей, солдатов-новобранцев и с малых младенцев, которые титьку сосали и от матерей осталися; наложите ту тоску и телесную сухоту, великую печаль, на (имя), чтобы она, (имя), без меня, (имя), не могла бы ни жить, ни ходить, ни лежать, ни спать, все по мне, (имя), тосковать; тем словам и речам — ключенныя слова».

Присух девицы — «Стану я (имя молодца), помолясь, пойду, благословясь, из избы дверями, из двора воротами, выйду в чисто поле; в чистом поле стоит изба, в избе из угла в угол лежит доска, на доске лежит тоска, я той тоске, (имя молодца), помолюся и поклонюся: о, сия тоска, не ходи ко мне, (имя молодца), поди тоска, навались на красну девицу, в ясные очи, в черныя брови, в ретивое сердце, разожги у ней, (имя девицы), ретивое сердце, кровь горячую по мне, (имя молодца), не могла бы ни жить, ни быть. Сим словам вся моя крепость».

Присух девицы — «Встану я, (имя молодца), помолясь, пойду, благословясь, из избы дверями, из двора воротами, в чисто поле, стану на запад хребтом, на восток лицом, позрю, посмотрю на ясно небо; со ясна неба летит огненна стрела; той стреле помолюсь, покорюсь и спрошу ее: «Куда полетела, огненна стрела?» «Во темные леса, в зыбучия болота, во сырое коренье. О ты, огненна стрела! Воротись и полетай, куда я тебя пошлю: есть на Святой Руси красна девица (имя девицы), полетай ей в ретиво сердце, в черную печень, в горячую кровь, в становую жилу, в сахарныя уста, в ясныя очи, в черныя брови, чтобы она тосковала, горевала весь день: при солнце, на утренней заре, при младом месяце, при вихре-холоде. На прибылых днях и на убылых днях, отныне и до века».

Присух девицы — «Встану я на заре на утренней, пойду я на зеленый луг, брошу по ветру слова мудрые, пусть та девица (имя девицы), что люблю ее жарче пламени,обожгут ее сердце доброе; пусть уста ее, уста сахарны, лишь к моим устам прикасаются, от других же уст удаляются, глаза жгучие пусть глядят всегда на меня, дружка (имя молодца), добра молодца, день и ночь они, улыбаючись. О, пронзите же красной девице (имя девицы) сердце доброе мои реченьки, как стрела огня молненосного, растопите ее мысли-думушки, чтобы все они были заняты только б мной одним, добрым молодцем (имя молодца). Я же буду ей верен до смерти, верен до смерти, до могилушки. Так же пусть и она (имя девицы) будет мне верна. Я слова свои скреплю золотом, скреплю золотом, залью оловом, залью оловом, скую молотом, скую молотом, как кузнец ловкач в кузне огненной, в кузне огненной, в сердце трепетном. Так неси же ветер словеса мои в ту сторонушку, где живет она, друг-зазнобушка (имя девицы), и вернитесь вы, словеса мои, в сердце девицы (имя девицы), что мила, люба крепче солнышка, ярка месяца».

Присух девицы — «Стану я, (имя молодца), помолясь, пойду, благословясь, из избы дверями, из дверей воротами в чисто поле за воротами. Выйду я, (имя молодца), на три росстани и помолюся я трем братьям-ветрам: «Первый брат восток, второй брат запад, третий брат север! Внесите вы тоску и сухоту в (имя девицы), чтоб она по мне, (имя молодца) тосковала и сохла, не могла бы без меня ни дня дневать, ни часа часовать, отныне, до века и вовеки».

Присух девицы — Наговаривается на хлеб, вино и прочее, что дается привораживаемому, также на его след. «Встану я, (имя молодца), и пойду из избы в двери, из дверей в ворота, в чисто поле, под восток под восточную сторону. Навстречу мне семь братьев семь ветров буйных. «Откуда вы, семь братьев, семь ветров буйных, идете? Куда пошли?» «Пошли мы в чистые поля, в широкие раздолья сушить травы скошенные, леса порубленные, земли вспаханные». «Подите вы, семь ветров буйных, соберите тоски тоскучие со вдов, сирот и маленьких ребят, со всего света белого, понесите к красной девице (имя девицы) в ретивое сердце; просеките булатным топором ретивое ее сердце, посадите в него тоску тоскучую, сухоту сухотучую, в ее кровь горячую, в печень, в суставы, в семьдесят семь суставов и подсуставков, един сустав, в семьдесят семь жил, единую жилу становую; чтобы красна девица (имя девицы) тосковала и горевала по (имя молодца) во сне суточном в двадцать четыре часа, едой бы не заедала, питьем она не запивала, в гульбе бы она не загуливала и во сне бы она не засыпала, в теплой паруше калиновым щелоком не смывала, шелковым веником не спаривала, пошла, слезно плакала, и казался бы ей (имя молодца) милее отца и матери, милее всего роду-племени, милее всего под луной, скатного жемчуга, платья цветного, золотой казны». Будьте вы, мои слова, крепки и лепки, крепче камня и булата. Ключ моим словам в небесной высоте, а замок в морской глубине, на рыбе на ките; и никому эту кит-рыбу не добыть, и замок не отпереть, кроме меня (имя молодца). А кто эту кит-рыбу добудет и замок мой отопрет, да будет как древо, палимое молнией».

Присух девицы — «Встану рано, не помолясь, пойду быстро, не благословясь, помчусь в чисто поле, аки вихрь. В чистом поле стоит ракитов куст, а в том кусту сидит толстущая баба, сатанина угодница, людская греховодница. Поклонюсь я той толстущей бабе, отступлюсь от отца, от матери, от роду, от племени. Поди ты, толстущая баба, разожги горячей огня у красной девицы (имя девицы) сердце по мне, добре молодце (имя молодца)».

Присух девицы — «В печи огонь горит, палит и пышет и тлит дрова; так бы тлело, горело сердце у (имя девицы) по (имя молодца), во весь день, по всяк час, всегда, ныне и присно и во веки веков».

Присух девицы — «Стану я, (имя), помолясь, пойду, благословясь, из избы дверями, из двора воротами, в чисто поле. На желтом песке есть белая рыбица. Как белая рыбица тоскует и мечется и не может без воды жить, ни дневать, ни часу часовать, на всяк день и на всяк час, и как у белой рыбицы прилегла чешуя от головы до хвоста, так бы прилегли ко мне, (имя молодца), у нее, (имя девицы), думы и мысли на всяк час и на всяк день, в полном месяце и по все четные, во все двадцать четыре часа, всегда, ныне и присно и во веки веков».

Присух девицы — Наговаривается на пищу или питье, которые дают привораживаемому или на след его. «Встану я, (имя молодца), и пойду из дверей дверями, из ворот воротами, под восток, под восточную сторону, под светлый месяц, под луну небесную, к тому синему морю, синему морю-окияну. У того у синего моря лежит бел Алатырь-камень; под тем под белым Алатырем-камнем лежат три доски, а под теми досками три тоски тоскучие, три рыды рыдучие. Подойду я близехонько, поклонюсь низехонько. «Вставайте вы, матушки, три тоски тоскучие, три рыды рыдучие, и берите свое огненное пламя; разжигайте (имя девицы) девицу, разжигайте ее во дни, в ночи и в полуночи, при утренней заре и при вечерней. Садитесь вы, матушки три тоски, в ретивое ее сердце, в печень, в легкие, в мысли и в думы, в белое лицо и в ясные очи; дабы (имя молодца) казался ей пуще света белого, пуще солнца красного, пуще луны небесной; едой бы она не заедала, питьем бы она не запивала, гульбой бы не загуливала; при пире она или при беседе, в поле она или в доме, — не сходил бы он с ее ума-разума». Будьте вы, мои слова, крепки и лепки, крепче камня и булата. Замыкаю я вас тридевятые замками; запираю я вас тридевятью ключами. Нет моим словам переговора и недоговора, и не изменить их ни хитрецу, ни мудрецу».

Присух девицы — Читается на подаваемое питье. «Лягу я, (имя молодца), помолясь, встану я, благословясь; умоюсь я росою, утрусь престольною пеленою, пойду я из дверей в двери, из ворот в ворота, выйду в чисто поле, во зеленое поморье. Стану я на сырую землю, погляжу я на восточную сторонушку, как красное солнышко воссияло, припекает мхи-болота, черные грязни. Так бы припекала, присыхала (имя девицы) о мне, (имя молодца), — очи в очи, сердце в сердце, мысли в мысли; спать бы она не засыпала, гулять бы она не загуляла».

Присух девицы — «Стану я, (имя молодца), пойду из дверей во двери, из дверей в ворота, в восточную сторону, на окиян-море; на том море стоит остров, на том острове стоит столб, на том столбе сидят семьдесят семь братьев; они куют стрелы булатные день и ночь; скажу я им тихонько: «Дайте мне, семьдесят семь братьев, стрелу, которая всех пыльчее и летчее». Стрельну этою стрелою в девицу (имя девицы), в левую титьку, легкие и печень, чтобы она горевала и тосковала денно, нощно и полунощно, не заедала и не запивала. Заключаю замком крепким, и ключ в воду».

Присух девицы — Мужчина, вспотев и, обтерев пот платком, тем же платком должен утереть любимую женщину, приговаривая про себя: «Как у меня, (имя молодца), пот кипит и горит, так же бы у (имя девицы) кипело и горело сердце обо мне, (имя молодца)».

Присух девицы — «Рыба карась или плотица, как тебе тошно на желтых песках, без воды и без грязи, тошно тебе в горячей и кипучей воде, так бы было тошно (имя девицы) по (имя молодца), чтоб она, (имя девицы), быть не могла; кто ту рыбу съест, тот без меня не проспит, не проживет и ни единой минуты быть не может».

Присух девицы — Говорить по три раза на три зари — утреннюю, вечернюю и утреннюю. «На море на окияне, на острове на Буяне лежит камень, на том камне сидит красна девка, (имя девицы), и идет к ней (имя молодца), и говорит ей: «Ты меня не убойся, я пришел, твой товарищ, тебя соблазнить, чтобы тебе меня почитать и всегда на уме держать, в еде бы не заедать и в питье бы не запивать, во сне бы не засыпать, в гульбе бы не загуливать; бросалась бы тоска в ночное окошко, в полуденное окошко, в денное окошко; казался бы я тебе краснее красного солнца и светлее светлого месяца, милее отца и матери, роду и племени, вольного света, разного цвета, что на свете цветет». Будь ты, мой приворот, крепче камня, крепче железа, отныне и до века».

Присух девицы — «На море на Омане, на острове на Буяне лежит тоска; бьется тоска, убивается тоска, су доски в воду, из воды в полымя, из полымя выбегал сатанина, кричит: «Павушка Романея, беги поскорее, дуй (имя девицы) в губы, в зубы, в ея кости и пакости, в ея тело белое, в ея сердце ретивое, в ея печень черную, чтобы (имя девицы) тосковала всякий час, всякую минуту, по полудням, по полночам; ела бы не заела, пила бы не запила, спала бы не заспала, а все бы тосковала, чтоб я (имя молодца) ей был лучше чужого молодца, лучше родного отца, лучше родной матери, лучше роду племени. Замыкаю свой заговор семьюдесятью семью замками, семьюдесятью семью цепями, бросаю ключи в море-окиян, под бел горюч камень Алатырь. Кто мудреней меня взыщется, кто перетаскает песок из всего моря, тот отгонит тоску».

Присух девицы — «Исполнена еси земля дивности. Как на море на океане, на острове на Буяне есть горюч камень Алатырь, на том камне устроена огнепалимая баня; в той бане мечутся тоски, кидаются тоски и бросаются тоски из стены в стену, из угла в угол, от пола до потолка, оттуда чрез все пути и дороги и перепутья, воздухом и аером. Мечитесь, тоски, киньтесь, тоски, в буйную ея голову, в тыл, в лик, в ясные очи, в сахарные уста, в ретиво сердце, в ея ум и разум, в волю и хотение, во все ея тело белое, и во всю кровь горячую, и во все кости, и во все суставы, в 70 суставов, полусуставов и подсуставов; и во все ея жилы, в 70 жил, полужил и поджилков, чтобы она тосковала, горевала, плакала бы и рыдала во всякий день, во всякий час, во всякое время; нигде бы пробыть не могла, как рыба без воды. Кидалась бы, бросалась бы из окошка в окошко, из дверей в двери, из ворот в ворота, на все пути и дороги, и перепутья су трепетом, туженьем, су плачем и рыданием, зело спешно шла бы и рыдала и пробыть без того ни минуты не могла. Думала бы об нем не задумала, спала бы не заспала, ела бы не заела, пила бы не запила и не боялась бы ничего, чтоб он ей казался милее свету белого, милее солнца пресветлого, милее луны прекрасной, милее всех, и даже милее сна своего во всякое на молоду, под полный, на перекрое и на исходе месяца. Сие слово есть утверждение и укрепление, им же утверждается, укрепляется и замыкается. Аще ли кто от человек, кроме меня, покусится отмыкать страх сей, то буди, яко червь в свинце ореховом. И ничем, ни аером, ни воздухом, ни бурею, ни водою, дело сие не отмыкается».

Присух девицы — «Встану я, (имя молодца), утром рано, пойду в луга изумрудные, умоюсь там росою целебною, студеною, утрусь мхами шелковыми, поклонюсь солнцу красному, ясной зореньке и скажу я солнцу красному: «Как ты, солнышко, печешь-припекаешь цветы и травушки, так пусть и она (имя девицы) припечется ко мне (имя молодца) крепко, крепко, горячо, горячо, и будем мы как два цветка Иван-да-Марья жить вместе и любиться крепко, радоваться и ворковаться, как голубки порой вешнею. А ты, солнышко, приласкай нас, обогрей нас, чтоб никто не расхолодил и не разлучил нас во все дни, месяцы и годы живота нашего. Пусть она (имя девицы) с этой минуты и легкого часу не спит, не ест, а все думает только обо мне, добре молодце (имя молодца), а сердечко ее грустит и рвется ко мне, как птичка на волю из неволюшки. Пусть я ей (имя молодца) так буду с сего часу люб, как она мне и моему ретивому. Слова мои сердечны, искренни, верны и крепки».

Присух девицы — Истопить баню жарко и войти в нее. Взять чистую тряпицу, вытереть пот и выжать тряпицу на пряник. Стирая пот, произнести трижды: «На море на окияне, на острове на Буяне стояло древо; на том древе сидело семьдесят, как одна птица; эти птицы щипали вети (ветви), эти вети бросали на землю; эти вети подбирали бесы и приносили к Сатане Сатановичу. Уж ты худ бес, кланяюсь я тебе и поклоняюсь, — сослужи мне службу и сделай дружбу: зажги сердце (имя девицы) по мне (имя молодца) и зажги все печенья, и легкое, и все суставы по мне (имя молодца), буди мое слово крепко, крепче трех булата — во веки!» Дать пряник съесть.

Присух девицы — «Лягу я, (имя молодца), помолясь, и встану, благословясь, и пойду я из дверей в двери, из ворот в ворота, в чисто поле, под чистые звёзды, под лунь небесную. И лежат три дороги: и не пойду ни направо, ни налево; пойду по середней дороге, та дорога лежит через темный лес. В темном лесу стоить древо тоски, тоскует и горюет тоска, печалуется, и поселяю я ту тоску в (имя девицы). Взойди в ея белое тело, и в ретиво сердце, и в русые косы, в кровь горячую — в руду кипучую, чтобы она по (имя молодца) тосковала, и все бы она обо мне думала; в питье бы она не запивала, в еде бы она не доедала, во сне бы она не засыпала, и завсегда бы она меня, (имя молодца), на уме держала. Как солнцу и месяцу помехи нет, так бы и моему заговору помехи не было».

Присух девицы — «Стану, (имя молодца), помолясь, пойду, благословясь, выйду в чисто поле, в широкое раздолье; на встречу мне, среди чистого поля и широкого раздолья, — 70 буйных ветров, 70 вихоров и 70 ветровичей и 70 вихоровичей. Пошли они на святую Русь зеленого лесу ломать, и на поле из кореня вонь воротить, и пещеры каменные разжигать. И тут я, (имя молодца), помолюсь им и поклонюсь. О вы есть 70 буйных ветров, 70 вихоров, и 70 ветровичей, и 70 вихоровичей. Не ходите вы на святую Русь зеленого лесу ломать, из корней вонь воротить и пещеры каменные разжигать, подьте вы, разожгите у (имя девицы) белое тело, ретивое сердце, памятную думу, черную печень, горячую кровь, жилы и суставы и всю ея, чтобы она, (имя девицы), не могла бы ни жить, ни быть, ни пить, ни есть, ни слова говорить, ни речи творить без меня, (имя молодца). Как меня она, (имя девицы), увидит или глас мой услышит, то бы радовалось ея белое тело, ретивое сердце, памятная дума, черная печень, горячая кровь, кости и жилы, и все у ней суставы веселились. Так бы она сохла, как кошенная трава су поля; как не может быть рыба без воды, так бы не могла бы быть она без меня, (имя молодца). Тем моим словам и речам ключевые слова».

Присух девицы — «На русской и на немецкой земле есть огненный царь, высушил реки и озера, и мелкие источники, и как в нынешних высушил так бы сохла (имя девицы) по (имя молодца) двадцати четырех часу денных и ночных, на новом месяце и на перекрой месяцу, и во вся меженны дни; и не могла бы ни жить и ни быть, ни есть (имя девицы) без меня, (имя молодца): в 70 суставах и в 70 жилах, в подпятное жилье и в подколенное жилье, и в пространной жиле, в… и везде бы сохло и болело по мне, (имя молодца). Еще есть в чистом поле стоит Феоклист, да все высохло; днем на солнце и ночью при месяце, и при частых звездах, и при частых дождиках в 70 суставах, и в 70 жилах, и в подколенном жилье, и в пространной жиле в… и везде бы сохло у (имя девицы). Двадцать четыре часу ночных и дневных, на утренней заре, на вечерней заре, на новом месяце и на ветхи месяце, и на перекрой месяце, во вся меженные дни не могла бы она, (имя девиицы), без меня, (имя молодца), ни жить, ни быть. Есть в чистом поле печь модная, накладено дров дубовых. Как от тех дров дубовых сколь жарко разгорается, и так бы разгорелось у (имя девицы) по мне, (имя молодца), 24 часу денных и ночных, на новом месяце и на ветхом месяце, во вся меженные дни, не могла бы она, (имя девицы), без меня ни жить и ни быть. Всем моим словам ключ и замок».Трижды плюнуть. Наговаривать на соль, пиво, пряник или вино.

Присух девицы — «Выйду я на улицу, посмотрю в чисто поле. В чистом поле есть 77 медных светлых каленых печей, на 77 медных светлых каленых печах по 77 яги-баб, у тех у 77 яги-баб есть по 77 дочерей, у тех у 77 дочерей есть по 77 клюк и по 77 метел. Помолюся и покорюся я, (имя молодца), этим яги-бабовым дочерям: ‘Той еси! Вы, яги-бабовы дочери, присушите и прилучите (имя девицы) к (имя молодца), метлами следы запашите, клюками заключите, бейте-убивайте подпятную жилу, бейте-убивайте подколенную жилу, бейте-убивайте корекористый дуб, бейте- убивайте медны калены печи. Коль горят пылко и жарко медныя печи, так же бы (имя девицы) пеклась и калилась во всякое время, во всяк час, утра рано, вечера поздно, о середки дня, о полуночи, о утренней заре и на вечерней, на новый и на ветхий месяц, и на перекрое месяце; не могла бы она, (имя девицы), ни жить, ни быть, ни пить, ни есть, во сне не засыпала, в питьи не запивала, во еде не заедала, су добрыми людьми во беседы не засиживала, все меня, (имя молодца), на уме держала; и казался бы я, (имя молодца), светлее светлого месяца, краснее красна солнышка, любе отца, матери, толще и матерей всего мира. Ветры-ветерочки, буйны вихорки, спущу я свои слова, свою статью на свою сторону, где ее найдете, тут ее возьмите, — на широкой улице, во мшаной хоромине, во дверях, воротиках».

Присух девицы — «Стану я, не помолясь, пойду, не благословясь, из избы не дворами, из двора не воротами, в чисто поле. В том поле есть море-окиян, в том море есть Алатырь-камень, на том камне стоить столб от земли до неба огненный, под тем столбом лежит змея жгуча, опалюча. Я той змее поклонюсь и покорюсь: «Ой еси ты, змея, не жги, не пали меня, полетай под восточну сторону, в высокий терем, в новый покой, пухову перину, шелкову подушку,к девице (имя девицы), разожги и распали у той девицы белое тело, ретивое сердце, черную печень, горячую кровь, все подпятныя и занокотныя жилы; чтобы она, девица (имя девицы), не могла ни жить, ни быть, часу часовать и минуты миновать; по утру вставала — обо мне бы вздыхала, пошла — ко мне бы, (имя молодца), величала, ни с кем бы она думы не думала, мыслей не мыслила, плоду не плодила, плодовых речей не говорила, ни с отцем бы, ни с матерью, ни с родом, ни с племенем, кроме меня, (имя молодца), все бы она, девица (имя девицы), со мной, (имя молодца), думу думала, мысли мыслила, плод плодила, плодовые мысли говорила, на ветху и на нову месяцу, и на перекрой месяцу. Будьте те мои слова недоговорены, переговорены, все сполна говорены, ключ сим словам в зубы, замок — в рот».

Присух девицы — «Как (имя молодца) любит (имя девицы), так чтобы и (имя девицы) не могла без него ни жить, ни пить, ни есть, и любила, и почитала его лучше отца и матери, белого месяца и красного ясна солнышка, веки по веки, отныне до веку».

Присух девицы — «Стану я, (имя молодца), помолясь, пойду, благословясь, из избы дверями, из двора воротами в чисто поле на три розстани, помолюся я, (имя мололдца), трем братам, трем ветрам: первый брат — ветер восточный, второй — ветер западный, третий — ветер северный! Внесите тоску и сухоту в (имя девицы), чтобы она о мне, (имя девицы), сохла и тосковала; не могла бы ни дня дневать, ни часа часовать отныне, и до века, и во веки!».

Приворотная молитва — «Язык — проветчик, зубы — межа, глаза — вода, лоб — бор веди меня, сударушка, на двор, бери клюкву, мели муку, пеки хлеб, корми меня, будь отныне и до веку моя. Спущу (имя молодца), на бабную девицу (имя девицы) три тоски тоскущие, три сухоты сухотущие, три жалбы жалбущие — в сердце ретивое, в легкое, печень и в кровь горячую, в глаза и суставы, и в мозга. И казался бы (имя молодца) девице (имя девицы) милее хлеба-соли, милее милости Божьей, роду-племени, отца-матери, красновго солнца, светлого месяца. Мало-молодо (3 раза). Замок в море, ключ во рте. Как замка из моря не вынимали, ключа изо рту не доставати (3 раза). Кои слова в забытьи, служите навеки впереди. Будь, моя молитва, крепка и липка, лучше и зубастее зуба щучева».

Любовные заговоры для девиц

Присух молодца — «Выйду я в чисто поле; есть в чистом поле белый кречет; попрошу я белого кречета — слетал бы он за чистое поле, на синее море, за крутые горы, за темные леса, в зыбучие болота, и попросил бы он тайную силу, чтобы дала она помощь сходить ему в высокий терем и застать там сонного (имя молодца), сел бы белый кречет на высокую белую грудь, на ретивое сердце, на теплую печень, и вложил бы (имя молодца) из своих могучих уст, чтобы он (имя молодца) не мог без меня, (имя девицы), ни пить, ни есть, ни гулять, ни пировать. Пусть я буду у него всегда на уме, а имя мое на его языке».

Присух молодца — Из светлого веника берется пруток, который кладут на порог двери, в которую пройдет тот, для кого назначена присуха. Как только он перешагнет через прут, прут убирается (положившими его) в такое место, где его никто не мог бы видеть. Потом прут берут и кладут в жарко натопленной бане на полок, приговаривая: «Как сохнет этот прут, пускай сохнет по мне (имя молодца)».

Присух молодца — «Встану я, красна девица, с зорькой красной, в день светлый и ясный, умоюсь я росою, утрусь мягкой фатою, оденусь мягким покрывалом, белым опахалом, выйду из ворот, сделаю к лугу поворот, нарву одуванчиков, дуну на его пушок, и пусть он летит туда, где живет мой милый дружок (имя молодца), пусть пушок расскажет ему, как он дорог и мил сердцу моему. Пусть после этих слов тайных он полюбит меня явно, горячо и крепко, как люблю я его,рыцаря моего, дружка смелого, румяного, белого… Пусть его сердце растает перед моей любовью, как перед жаром лед, а речи его будут со мной, сладки, как мед».

Присух молодца — «Пойду я утром рано в зеленую рощу, поймаю ясна сокола, поручу ему слетать к неведомому духу, чтобы он заставил лететь этого духа до того места, где живет (имя молодца), и пусть он нашепчет ему в ухо и в сердце наговорит до тех пор, пока любовь в нем ко мне (имя девицы) ярким пламенем заговорит. Пусть он (имя молодца) наяву и во сне думает только обо мне (имя девицы), бредит мною ночной порою, и гложет его без меня тоска, как змея гремучая, как болезнь смертная, пусть он не знает ни дня, ни ночи, и видит мои ясные очи, и примчится ко мне из места отдаленного легче ветра полуденного, быстрее молоньи огнистой, легче чайки серебристой. Пусть для него другие девицы будут страшны, как львицы, как огненные геенны, морские сирены, как совы полосатые, как ведьмы мохнатые! А я для него, красна девица (имя девицы), пусть кажусь жар-птицей, морской царицей, зорькой красной, звездочкой ясной, весной благодатной, фиалкой ароматной, легкой пушинкой, белой снежинкой, ночкой майской, птичкой райской. Пусть он без меня ночь и день бродит, как тень, скучает, убивается, как ковыль по чисту полю шатается. Пусть ему без меня (имя девицы) нет радости ни средь темной ночи, ни средь бела дня. А со мной ему пусть будет радостно, тепло, в душе — отрада, на сердце — светло, в уме — веселье, а на языке — пенье».

Присух молодца — «Стану я, (имя девицы), помолясь, пойду, благословясь, из избы в двери, из дверей в ворота, выйду в чистое поле, в подвосточную сторону, в подвосточной стороне стоит изба, стреди избы лежит доска, под доской тоска. Плачет тоска, рыдает тоска, белого света дожидается!Белый свет красно солнышко дожидается, радуется и веселится! Так меня (имя девицы), дожидался, радовался и веселился, не мог бы без меня ни жить, ни быть, ни пить, ни есть; ни на утренней заре, ни на вечерней; как рыба без воды, как младенец без матери, без материна молока, без материна чрева не может жить, так бы (имя молодца) без (имя девицы) не мог бы жить, ни быть, ни пить, ни есть, ни на утренней зоре, ни на вечерней, ни в обыден, ни в полдень, ни при частых звездах, ни при буйных ветрах, ни в день при солнце, ни в ночь при месяце. Впивайся, тоска, въедайся, тоска, в грудь, в сердце, во весь живот (имя молодца), разростись и разродись по всем жилам, по всем костям ноетой и сухотой по (имя девицы)».

Любовные отсухи

На остуду между молодцом и девицей — «Как мать быстра река Волга течет, как пески со песками споласкиваются, как кусты со кустами свиваются, так бы (имя молодца) не водился с (имя девицы) ни в плоть, ни в любовь, ни в юности, ни ярость; как в темной темнице и в клевнице, есть нежить простоволоса, и долговолоса, и глаза выпучивши; так бы (имя девицы) казалась ему (имя молодца) простоволосой и долговолосой и глаза выпучивши; как у кошки с собакой, у собаки с росомахой, так бы и у (имя молодца) с (имя девицы) не было согласия ни днем, ни ночью, ни утром, ни в полдень, ни в набедок. Слово мое крепко».

Остудные слова — Эти слова употребляются для того, чтобы сделать немилым кого- либо, или разлучить с другим. Обыкновенно они наговариваются на землю взятую между двух гор, или на воду взятую тогда оба берега считаются горами. Эту землю дают в каком-либо кушанье. Для большей действенности прибавляют в нее мелко изрубленные медвежьи когти. Вот на этот случай заговор: «Стану не помолясь, выйду не благословясь, из избы не дверьми, из двора не воротами, — мышьей норой, собачьей тропой, окладным бревном; выйду на широку улицу, спущусь под круту гору, возьму от двух гор земельки; как гора с горой не сходится, гора с горой не сдвигается, так же бы (имя молодца) с (имя девицы) не сходился, не сдвигался. Гора на гору глядит, ничего не говорит, так же бы (имя молодца) с (имя девицы) ничего бы не говорил. Чур от девки, от простоволоски, от женки, от белоголовки, чур от старого старика, чур от еретиков, чур от еретиц, чур от ящер-ящериц».

Заговор на остуду между мужем и женой — «Стану я не помолясь, пойду я не благословясь не дверьми, не воротами, а дымным окном, да подвальным бревном, положу шапку под пяту, под пяту, не на сыру землю, да в черный чобот; а в том чоботе побегу я в темный лес, на большое озерищо; в том озерище плывет челнище, в том челнище сидит черт с чертищей; швырну я с под пяты шапку в чертища. Что ты чертище, сидишь в челнище со своей чертищей? Сидишь ты чертище прочь лицом от своей чертищи; поди ты чертище к людям в пепелище, посели чертище свою чертище к тому то в избище, не как ты, чертище со своей чертищей живут людища мирно любовно, друг друга любят, чужих ненавидят. — Ты чертище вели чертище, чтоб она чертища распустила волосища; как жила она с тобою в челнище, так жил бы (имя молодца) со своей женой в избище. Чтоб он ее ненавидел. Не походя, не подступя, разлилась бы его ненависть по всему сердцу, а у той по телу, на рожество, не могла бы ему ни в чем угодить и опротивела бы ему своей красотой, омерзела бы ему всем телом. Как легко мне будет (отступить) от тебя, как легко достать шапку из озерища тебе чертищу, хранить шапку в озерище, от рыбы, от рыбака, от злого колдуна, чтобы не могли ее ни рыбы съесть, ни рыбак достать, ни злой колдун отколдовать на мир и на лад. И вместо рукописи кровной отдаю тебе я слюну».

На остуду — «Ручей с ручьем сбегается, гора с горой не сходится, лес с лесом срастается, цвет с цветом слипается, трава развивается. От той травы цвет сорву, с собой возьму, выйду на долину, на таку большу тропину, возьму себе землину, сяду под лесину, выйду на широкий луг, посмотрю на все четыре стороны, нейдет ли (имя молодца) и кину, и брошу я в чисто поле; и как гора с горой не сходится, так бы и (имя молодца) не сходился и не сдвигался».

На разлучение — «Зайду я во широкий двор, во высокий дом, запишу я (имя молодца) отстуду велику, отстудился бы (имя молодца) от (имя девицы), чтобы он был ей ни на глаза, ни днем, ни ночью, ни утром, ни вечером; чтобы он в покой она из покоя, он бы на улицу, она бы с улицы, так бы она ему казалась, как люта медведицы. И в каком бы она ни была платье, хоть в цветном, хоть в держимом, все бы он не мог ее терпеть и кажинный бы раз не сносил бы с ее зубов своих кулаков. Хоть бы ладно она делала, а ему все бы казалось не ладно, и хоть бы по уму делала, а ему бы казалось не по мыслям. Пошел бы он по улице, разогнал бы грусть тоску кручину с чужими людьми, и пошел бы он домой и повалился бы на место и есть у него подружка, ночная подушка и разогнал бы он с ней грусть, тоску».

Наговор на разлучение — «Черт идет водой, волк идет горой; они вместе не сходятся, думы не думают, мыслей не мыслят, плоды не плодят, плодовых речей не говорят. Так бы у (имя молодца), мысел не мыслили, плодов не плодили, плодовых речей не говорили, а все бы, как кошка да собака жили».

На остуду — «Стану я, (имя молодца), не помолясь, и пойду не благословясь, из избы не дверьми, из ворот не воротами, выйду подвальным бревном и дымным окном в чистое поле. В чистом поле бежит река черна, по той реке черной ездит черт с чертовкой и водяной с водяночкой, на одном челне не сидят, и во одно весло не гребут, одной думы не думают и совет не советуют. Так бы (имя молодца) с (имя девицы) на одной бы лавке не сидели, в одно бы окно не глядели, одной бы думы не думали, одного совета не советовали. Собака бела, кошка сера — один змеиный дух. Ключ и замок словам моим». Заговор этот преимущественно наговаривается или на воду, или на съестное.

Отсуха — Наговаривалось на еду и питье для того, кого должно остудить; кроме того, брали землю и по наговору бросали ее на того человека или на его след. «Пойду я в поле на травы зелены, на цветы лазоревы. Навстречу мне бежит дух-вихорь из чистого поля со своею негодною силою, с моря на море, через леса дремучие, через горы высокие, через долы широкие; и как он бьет травы и цветы ломает и бросает, так же бы (имя) бил, ломал (имя) и бросал, и на очи не принимал, и до себя вглоть не допущал, и казался тот человек пуще змея лютого, и жгло, и палило бы его огнем, громом и молнией. Тому слову моему нет края и конца, ни переговору и недоговору».

Остуда для молодца — Наговаривают на питье и пищу того, на кого должен подействовать наговор. «Встану я (имя молодца) и пойду из избы в двери, из ворот в ворота, на быструю реку (название реки), и стану я (имя молодца) по три краты мыться и полоскаться, по три зари утренние и по три зари вечерние, и приговаривать: «Гой еси, река быстрая (название реки), прихожу я к тебе по три зари утренние и по три зари вечерние с тоской тоскучей, с сухотой плакучей, мыть и полоскать лицо белое, чтобы спала с моего лица белого сухота плакучая, а из ретива сердца тоска тоскучая; и понеси ты, быстра реченька (название реки), своею быстрою струею, и затопи ты ее в своих валах глубоких, чтобы она никогда ко мне (имя) не приходила». А все эти слова до слова заключаю замком крепким, и ключ в воду».

Остуда для девицы — «На море на окияне, на острове на Буяне стоит столб; на том столбе стоит дубовая гробница; в ней лежит красная девица, тоска-чаровница; кровь у нее не разгорается, ноженьки не подымаются, глаза не раскрываются, уста не растворяются, сердце не сокрушается. Так бы и у (имя девицы) сердце бы не сокрушалося, кровь бы не разгоралася, сама бы не убивалася, в тоску не вдавалася».

Заговоры и обереги от пьянства

От пьянства — Хмель и вино отступись от (имя) в темные леса, где люди не ходят и кони не бродят, и птица не летает. Хмель и вино выходи на быструю воду, на которой воды люди не ездят; от (имя) хмель и вино поди на буйные ветры, которой ветер по дальности ходите, приважись у лихому человеку, который на (имя) лихо думает, к тому привяжись, который добра не сделает, от меня во веки отвяжись.

От запоя — Чтобы пьющий запоем уснул и после этого перестал пьянствовать, нужно взять у него воск, на котором наговаривать: Заря зарница, красная девица, сама мати и царица; светел месяц, ясные звезды, возьмите у меня бессонницу, бездремотницу, полунощницу, среди ночи приди ко мне хоть красной девицей, хоть матерью царицей и сложи с меня и отведи от меня окаянную силу, и дай мне Спасову руку, Богородицын замок!

От похмелья — Господине еси хмель, буйная голова! Не вейся вниз головою, вейся по солонь по… а яз тебя не знаю, где ты живешь, — вверх сыра древа влези к своему господину в медные бочки и пивные; как не жить на огне, так на семь человече лихие словеса (имя), аще изопьешь чашу сию, доколе мои словесе из меня сии изошли, из его, (имя), похмелье, господине хмель, как царь сядет во царствие своем: тако и ты сиди на месте своем, где родился!

Человеку похмелье умолвить — Господи хмель, буйная голова, не вейся вниз головою, вейся в посонь (посонь, то есть по направлению движения солнца), под воргою, а я ж тебя не знаю, где живешь, в верх сыра дерева, лезь к своему государю, в медвяные бочки и пивные, как не лежит на огне и так на семь человек лихая словеса (имя): аще испеши чашу сию, доколь из меня словеси сии изошли, а из сего (имя) похмелье. Господи хмель, как царь сидит на царствии своем, так и ты сиди на месте своем, государь родись.

Заговор от запоя — Ты небо слышишь, ты небо видишь, что я хочу делать над телом (имя) Тело Маерена печень тезе. Звезды вы ясные, сойдите в чашу брачную; а в моей чаше вода из-за горного студенца. Месяц ты красный, зайди в мою клеть; а в моей клети ни дна, ни покрышки. Солнышко ты привольное, взойди на мой двор; а на моем дворе ни людей, ни зверей. Звезды уймите (имя) от вина, месяц отврати (имя) от вина; солнышко усмири (имя) от вина. Слово мое крепко!

Свадебные заговоры

Заговор свахи, когда идет на сватовство — Входя на крыльцо дома невесты, сваха ступала на первую ступень правою ногой и при том говорила: «Когда нога моя стоит твердо и крепко, так слово мое будет твердо и лепко, тверже камня, лепче клею и серы сосновой острее булатного ножа; что задумаю, да исполнится».

Заговор свахи — Этот наговор употреблялся только тогда, когда не надеялись получить согласие родителей невесты. «Встану я (имя) на утренней заре, на солносходе красного солнца и пойду из дверей в двери, из ворот в ворота, на восточную сторону, в чистое поле; в том чистом поле гуляет буйный ветер. Подойду я поближе, поклонюсь пониже и скажу: Гой еси, буйный ветер, пособи и помоги мне (имя) закон получить от сего дома, и взять кого я хочу, и у того бы человека (имя) ум и разум отступился и на все четыре стороны расшибся, а ко мне бы (имя) приступился и ум-разум домашних судьбы наипаче, кого хочу получить; и перевалились бы и отошли бы ко мне (имя) все ее мысли, и охоты, и забавы, и все бы их вниз по воде унесло, а на меня (имя) принесло». Ключ в море, язык в роте. Тому слову нету края и конца, от злого человека вреда, беды и напасти. А кто бы на меня и на нее подумал (то есть недоброе) и замыслил, у того человека ничего бы не последовало, и заперло бы ключами, и замками и восковыми печатями запечатало».

От порчи свадьбы — «Стану я, (имя) благословясь, пойду перекрестясь ставить железные тыны от морской глубины от небесной высоты, от востока до запада, от севера до полудни. Въеду аз, (имя), в железный тын со всем моим поездом; завтра аз, (имя), за тридевять щитов, за тридевять дверей и замкну аз, (имя), за тридевять замков; выну из тридевять замков тридевять ключей, кину я те ключи в чистое море-Океан. И выйдет из того моря щука златоперая, чешуя медная, и та щука проглотит тридевять моих ключей и сойдет в море в глубину морскую. И как никому той щуки не поймать и тридевять ключей не сыскать, и замков не отпирывать — и меня, (имя), и князя молодого не испорчивать и весь мой княжеский поезд; всегда, ныне и присно и во веки веков».

Свадебный оберег — «Есть в западной стороне море Черное; в том море есть остров. На том же острову выросло древо, на том же древе — корень и ветвие, на том же Древе сидит железен муж — осматривает железен муж всякого ведуна, колдуна, кудесника, чтобы видити мне, сторожу колдуна и ведуна, мужика и женку, и девку. Окажи мне на всех четырех сторонах, окажи мне, сторожу, в избе или на улице, в пиру или на свадьбе, или у заплота, или за плахами, или за рекою, везде, кто где ни стоит, как бы сторожа не тронуть. Тот же железен муж, чтобы на колдуна и ведуна тянет он лук, отворачивает недобрые словеса, и речи колдунове и ведунове, аще он враг, или на меня вражит, он створаживает тот же железен муж. Или баба еся с тыми же, тот же враг ее же, кабы она легонько в зубки подола зняла и подругу бы оказала, руку бы зняла, своего дьявола звеселила, да тот же железен муж, в избу привяжи ее к печному столбу, а на улице к огороду, а мужик тот же колдун, надо мною пытаетца; ты же железен муж; кабы нас не нала ево ни молитва, а ему, колдуну, нечем бы ему ему от меня не онятця: сведи его, тот же железен муж, сведи его в баню и поставь его в каменицу головою, иже его врага, кой вражить, и повес его же вверх ногами, у стропил к одному углу, и броси его же о сыру землю, да тот же железен муж не отпутай меня, (имя) его врага о землю порази, его стречника. Или у князя молодого лошадь подтыкается; от подтычки, или у свахи, у тысяцкого, у дружек, у сторожа, у всего княжева поезда прибору от вожения, которая враг повалит захочет о крепосце, то же желез-ный муж обороняет меня, (имя), сторожа, князя и княгиню, тысяцкого, дружек, и весь княжой прибор, бросает его, того же врага, как бы на нас не думал, броси его о сыру землю».

Оберег невесты — При входа после венца, в дом мужа молодая говорить: «Первая, другая, я иду третья! все вон, мне одной дом».

Оберег жениха — Когда молодой идет в дом невесты на жительсто (зять-приемыш) то, вступая в избу после венца, произносит слова, глядя на потолок: «Я иду, зверь лапист и горд, горластый, волк зубастый; я есть волк, а вы есть овцы мои».

По материалам сайта: paganism.msk.ru